13 апреля 2018

Почему Ангарский каскад ГЭС работает в непроектном режиме?

Заведующий лабораторий моделирования поверхностных вод Института водных проблем РАН, д.т.н. Михаил Болгов в интервью «Кислород.ЛАЙФ» - о том, что принятое всего на три года постановление правительства №1667, разрешающее в маловодье срабатывать Байкал ниже 456 метров ТО, необходимо сделать постоянным. Чтобы, в том числе, заняться доработкой новых Правил регулирования водных ресурсов всего Ангарского каскада. И дать регулятору возможность управлять Байкалом в максимально приближенном к естественному режиму.

Поделиться в социальных сетях

Этот текст был написан еще до трагедии в «Зимней вишне», и должен был выйти в конце марта – но пожар в кемеровском ТЦ, унесший 64 жизни и разделивший жизнь в Кузбассе на до и после, заставил отложить публикацию. Не до того было – слишком остро, глубоко и жестоко прошлась трагедия по мировоззрению. К тому же начало апреля выдалось по-своему знаковым – отставка Амана Тулеева, руководившего Кузбассом 21 год, а если вспомнить еще и начало 1990-х, то почти три десятилетия. Назначение врио губернатора Сергея Цивилева, в последние годы развивавшего угольный бизнес в Якутии. Затем избрание Тулеева спикером областного Совета народных депутатов, с формированием в регионе, фактически, «парламентской республики». И все это на фоне ужасного события, отходить от которого мой небольшой город будет очень долго… 

А текст был про Германию. «Вам – не жить, как нам!», вспомнил надпись на стене комнаты в общежитии Новосибирского госуниверситета. Было это давно, когда я там учился, так что осталась ли эта надпись до сих пор – не знаю. Думаю, что нет. Сперва я потешался над горе-философом, который не поленился и выдавил проволокой этот афоризм. Но в феврале этого года, участвуя в пресс-туре «Трансформация угольных регионов», проникся мудростью этого человека. Угольные регионы трансформировались, естественно, не у нас, а в ФРГ, в федеральной земле Северный Рейн – Вестфалия. Долина реки Рур – средоточие не только горнодобывающей, но и металлургической промышленности Западной Германии. И отцы, и деды здешних бюргеров добывали уголь и плавили сталь десятилетиями. Шахтерское приветствие «Gluckauf!» здесь стало мемом: из варианта «привет шахтерам!» оно превратилось во что-то вроде «Встретимся в аду!».

Valentin Pfleger
Шахтерское приветствие «Gluckauf!» здесь стало мемом: из варианта «привет шахтерам!» оно превратилось во что-то вроде «Встретимся в аду!».

Входящие условия – вроде бы схожи с Кузбассом. Хотя у нас шахтеры приветствуют друг друга иначе (просто говорят: «Здорово!»). Но чтобы эти земли реально не стали похожими на ад, еще в конце 1970-х было принято решение перекрасить мрачные индустриальные пейзажи в зеленый цвет. Спустя тридцать с лишним лет последствия тех решений можно считать успешными. Это признают и сторонники, и противники свершившейся трансформации. Возвращаясь в родной регион, где уголь и черная металлургия остаются основой экономики, контраст тем более очевиден. Почему в Германии получилось? И почему у нас так не получится? Во всяком случае, в ближайшем будущем. 

Причин тому несколько.

Во-первых, трансформация в ФРГ началась в промышленном регионе почти 40 лет назад. Уже тогда было ясно, что тяжелые индустрии живут только потому, что дотируются налогоплательщиками. Основная причина закрытия промышленных предприятий Рура – экономическая убыточность производств, начинавших свою историю еще в позапрошлом веке: костяк металлургических и горных производств в долине Рура сформировался в конце XIX столетия. Дотации из госказны к излету двух третей ХХ века росли с каждым годом, и у шахтеров с металлургами был реальный шанс стать иждивенцами федерального бюджета. Кроме того, у земель, которые окружают индустриальный Рур, тогда уже не оставалось шансов остаться пригодными хотя бы просто для проживания. Заводы дымили, шахты пылили, а воды и земли в округе становились все грязнее и грязнее. За тридцать-сорок лет, решили немцы, можно было бы неспешно, точечно и аккуратно закрыть нерентабельные шахты, погасить сталелитейные заводы, не создавая при этом социальной напряженности и не устраивая революций. И перейти к чему-то новому, более современному: IT, инновационным старт-апам, образовательным проектам и даже, вы не поверите, культуре. 

«В принципе, добыча могла бы продолжаться и дальше. Однако мы пришли к выводу, что противиться объективным процессам нет смысла», - рассказывал нам Герберт Хюльс, представитель шахты в Иббенбюрене – одной из последних в Германии. К концу этого года и она перестанет работать. Остальные шахты ушли в историю намного раньше. И это очень важно понять – процесс трансформации в долине Рура растянулся на десятилетия, «черные» земли не стали «зелеными» в одночасье, по щелчку. Или щучьему велению…

Valentin Pfleger
За тридцать-сорок лет, решили немцы, можно было бы неспешно и точечно закрыть нерентабельные шахты и заводы, и перейти к чему-то новому: IT, инновационным старт-апам, культуре.

Во-вторых, и это еще важнее, величайший вклад в успех «операции» внесло то, что Германия – страна социального согласия. Однажды люди на Руре и Рейне просто взяли и решили для себя – шахт здесь больше не будет! И начали последовательно сокращать производство. Одновременно проводя рекультивацию и очистку земель. Было просто? Нет, но именно согласие очень облегчило задачу. «Закрытие шахт – это был совсем не простой процесс. Самый пик пришелся на 1980-е годы, когда угольную промышленность закрывали в Великобритании. Там правительство Маргарет Тэтчер вообще действовало максимально жестко: шахтеров просто поставили перед фактом, не давая им никакой альтернативы. В результате — массовые беспорядки, волнения и так далее. У нас процесс шел более мягко, хотя эксцессы имели место», - рассказывает герр Вольф Шеде, бывший начальник отдела Министерства энергетики земли Северный Рейн – Вестфалия.

В-третьих, трансформацию изначально поддерживали власти – и федеральные, и земельные. Они до сих пор помогают бывшим угольщикам – например, начать собственный бизнес. Но не любой, а такой, который позволит поддержать закрытые шахты (откачка воды) и создание дополнительных рабочих мест. Для чего это делалось? К чему помощь государства? Чтобы оставшиеся не у дел промышленники не вывозили свои капиталы за пределы Германии, а продолжали работать тут, привлекая инвесторов. Чтобы закрытые шахты не источали зловония и не были источником экологических бедствий.

Но, несмотря на общественный договор, долговременность всех процессов и широчайшую поддержку властей, у угольной трансформации в Германии есть и обратная сторона. Прежде всего, трансформация еще продолжается – и сможет завершиться, вероятно, лишь тогда, когда инвестиции в регион создадут достаточно новых рабочих мест. К сожалению, уровень безработицы в районе Рура сейчас превышает 10%. Это признают все, хотя и неохотно. Падает исторический престиж этих мест. Программисты и стартаперы пока, по признанию немецкой стороны, не особенно спешат занять места цехов и штреков. Есть и другие минусы, но они, конечно, не меняют главной картины.

Valentin Pfleger
Однажды люди на Руре и Рейне просто взяли и решили для себя – шахт здесь больше не будет! И начали последовательно сокращать производство.

А теперь о том, почему этот во многом удачный опыт перехода угольно-металлургических регионов к «зеленой экономике» пока мало подходит для России. И для Сибири в частности.

Начнем с того, что у нас за Уралом угольная промышленность не работает в убыток. Особенно, кстати, в последние годы, когда на мировых рынках сложилась прекрасная конъюнктура. Растут доходы областного бюджета, растет оборот предприятий. В 2017 году профицит бюджета составил 7,7 млрд рублей, или 6% от доходов. Добыча угля только в Кузбассе ставит рекорды все последние годы: от 181 млн тонн в 2007 году до 240 млн тонн в 2017-м (вдумайтесь в эти цифры!), экспортные поставки не сокращаются и составляют 180 млн тонн в 58 стран мира. Это уровень всей добычи угля 10 лет назад.

Росту экспорта не мешает даже географическое проклятие – расположение бассейна внутри материка, на почти равном отдалении от восточных и западных портов. Недавно врио Цивилев, на встрече с президентом Путиным, назвал Кемеровскую область регионом «шести морей» («через терминалы, которые там находятся, реализуется наша продукция на экспорт») и стратегическим партнером РЖД (38% грузового оборота всей монополии). «Кемерово, как известно, является у нас признанным лидером в промышленном освоении углей, металлургической промышленности, причем полного цикла. В последнее время мы наблюдаем, за прошлый год, за начало этого года, за первые два месяца, устойчивый рост промышленного производства, устойчивый рост показателей по внешней торговле. Есть положительные заделы, на которые можно и нужно (вам) будет опереться в своей работе», - дал Цивилеву наказ президент.

kremlin.ru

Все это говорит о том, что было бы странно останавливать сегодня производства, высвобождая по-английски тысячи шахтеров, смежников, аутсорсеров и отправляя их в никуда. Даже если тонна угля будет стоить 30 долларов – добывать его будет выгодно, это приносит прибыль и деньги в бюджет страны. Я не помню ни одну экономику мира, где отказались бы от выгодного бизнеса в пользу туманных перспектив. Еще меньше верится в скорую остановку угледобычи, учитывая прошлое врио губернатора – выходца из угольной отрасли. То есть, грубо говоря, власти – ни федеральные, ни региональные – ни о какой коренной трансформации Кузбасса вообще сегодня не думают. И на праздновании Дня шахтера в Кремле в августе прошлого года президент РФ подчеркнул: разведанных запасов угля в России хватит еще на 500 лет. А успехи отрасли, как отметил Путин, влияют на укрепление энергетической безопасности и суверенитета России.

Поддерживают отрасль и сами шахтеры и их семьи, что нельзя сбрасывать со счетов. А это, между прочим, 90 тыс. работников. Кроме того, Россия, со всеми нашими пертурбациями – пока не страна общественного согласия. Это факт, и, кстати, реакция на ту же «Зимнею вишню» это очень ярко продемонстрировала – достаточно вспомнить и про осуждение поступков Игоря Вострикова, потерявшего в пожаре всех родных, и последние новости о травле детей спасателей в местных школах… Ну, такое вот у нас общество, такие у нас люди, такие мы сами – других, извините, нет. И в случае с отказом от угля найдутся всегда – бизнес, власть и население – которые будут выражать лишь свою точку зрения и искать выгоду лишь себе. 

Еще одна причина, говорящая о том, что просто так трансформировать угольные регионы Сибири нельзя даже за тридцать лет – это теплоснабжение. Здесь, в Сибири, зима длится около восьми месяцев в году. Отопительный сезон, соответственно, с сентября по июнь. ВИЭ и ветропарки, наподобие тех, что мы видели в Штайнфурте, вряд ли смогут работать с такой мощностью, чтобы обогреть электричеством всех сибиряков. Либо, если такие ветряки и солнечные батареи удастся собрать и подключить, гигакалория тепла будет стоить сумасшедших денег. В Германии, к примеру, ветропарк Холлих состоит из 28 станций, которые крестьяне из соседних деревень приобрели совместно с властями в кредит под 2% (!!!) годовых. Около 30 млн евро удалось собрать в начале 2000-х годов, сейчас эта цифра возросла до 80 млн евро – для россиян такие цифры кажутся фантастикой. Герр Ульрих Альке, продвигающий проекты ВИЭ в Штайнфурте, спрашивал меня – почему в Сибири такая низкая доля ветроэнергетики? Ответил первой пришедшей в голову мыслью: у нас эффективная ставка кредитов для бизнеса доходит до 45%. Так что снизу и сбоку инициатив ждать не стоит.

Valentin Pfleger
В Германии ветропарк Холлих состоит из 28 станций, которые крестьяне из соседних деревень приобрели совместно с властями в кредит под 2% (!!!) годовых.
И последнее. Еще раз напомню, что в угольной отрасли только в Кузбассе задействовано более 90 тыс. человек. И это только сами работники, без семей и родственников. Чем они будут заниматься? Из каких средств им будут в случае закрытия шахт выплачиваться пособия? На какой рынок труда они пойдут? Каким будет при этом уровень безработицы? Немецкая сторона, отвечая на эти вопросы, пожмет плечами. Российская, скорее всего, тоже. Нужно четко знать – за чей счет будут покрываться все социальные издержки. Закрывать прибыльные шахты а-ля Маргарет Тэтчер для российских регионов – это угроза невиданного социального взрыва.

Нельзя не понимать, что трансформация – это еще и импорт иностранного угля. Казахстанского или австралийского. Как это вяжется с экономическим суверенитетом страны? Поэтому, при всем восхищении проделанной в ФРГ работой, особенно в Северном Рейне и долине Рура, хочется сказать – Россия на их фоне даже не в начале пути. Пока уголь будет рентабелен, а также не будут решены социальные вопросы, достигнуто согласие между всеми сторонами, «зеленый поворот» может стать поворотом «черным». А от приветствия «глюк ауф» останется один глюк.

…Возвращаясь к началу текста. И трагедии в «Зимней вишне». Не хочется, конечно, опускать руки и спрашивать, доколе. Но, знаете, без трансформации экономики на более высоком уровне говорить и зеленом будущем Кузбасса было бы наивно. Это не значит, что опыт Германии или других стран для нас совсем неприемлем; это не значит, что от него нужно отмахиваться и говорить, что для нас это полная фантастика. Но это значит, что наш путь будет другим. И его еще только предстоит найти.
Valentin Pfleger
Пока уголь будет рентабелен, а также не будут решены социальные вопросы, достигнуто согласие между всеми сторонами, «зеленый поворот» может стать поворотом «черным».
Александр Попов Учредитель и шеф-редактор «Кислород.ЛАЙФ»
Если вам понравилась статья, поддержите проект