17 августа 2021

«Столько рыбы в озере Пясино просто нет»

Александр Белоусов, член-корр РАЕН и заслуженный работник рыбного хозяйства РФ, о странностях иска Росрыболовства к «Норникелю», удивительных для него расчетах и о том, нужны ли на Таймыре рыбоводные заводы.

Поделиться в социальных сетях

В конце июля Енисейское теруправление Росрыболовства подало в Арбитражный суд Красноярского края иск о взыскании вреда, причиненного водным биоресурсам в результате утечки нефтепродуктов из-за аварии на Норильской ТЭЦ-3 в мае прошлого года, на сумму 58,65 млрд рублей. Рекордный для рыбного ведомства размер компенсаций выставлен в адрес АО «Норильско-Таймырская энергетическая компания» (НТЭК, управляет энергетическими активами «Норникеля» на Таймыре). Сумма, по данным агентства, «включает в себя прямой ущерб из-за гибели рыбы на сумму 3,6 млрд рублей и затраты на восстановление нарушенного состояния водных биоресурсов на сумму более 55 млрд рублей».

В «Норникеле» уже заявили, что считают эту сумму «завышенной» и намерены «оспаривать иск и правильность применения методики расчета ущерба в суде». В компании ссылаются на многочисленные исследования, проведенные различными научными коллективами, которые не нашли признаков тотальной деградации ихтиофауны в крупных водоемах Норило-Пясинской озеро-речной системы. Свежие данные новой Большой Норильской экспедиции, которая прямо сейчас работает на Таймыре, тоже говорят о том, что утечка дизтоплива, произошедшая год назад на ТЭЦ-3, не сказалась на состоянии рыбных запасов (по крайней мере, в верховьях реки Пясина).

Расчеты подконтрольных Росрыболовству научных институтов, которые легли в основу иска, сильно удивили и специалистов отрасли. Член-корр РАЕН, заслуженный работник рыбного хозяйства РФ и Почетный рыбовод России Александр Белоусов в интервью «Кислород.ЛАЙФ» заявил, что за ряд цифр ему как «человеку, который поработал в отрасли больше сорока лет, просто стыдно». Подробнее – в интервью.
Пресс-центр БНЭ-2021.

- Александр Николаевич, вы как эксперт готовили заключение на Отчет ФГБНУ ВНИРО, расчеты из которого и легли в основу иска Росрыболовства к АО «НТЭК». В натуральном выражении вред от разлива дизтоплива был оценен в 8,89 тыс. тонн водных биоресурсов. Скажите, это вообще много?

- Это много. Сравнимую цифру я видел только в расчетах вреда, который наносит водным биоресурсам Обь-Иртышского бассейна строительство порта Сабетта. Но вот представьте себе, весь Обь-Иртышский бассейн – и здесь достаточно небольшая река Пясина и озеро Пясино. Для водоемов Норило-Пясинской озерно-речной системы такой объем рыбы – это очень большая величина. Однозначно, такого количества рыбы, как насчитали в Росрыболовстве, в озере Пясино просто нет.

Но вообще, оценка вреда, нанесенного именно водным биоресурсам – это очень тонкий вопрос. И самое печальное, что нашим законодательством этот вопрос в должной степени не отрегулирован. Вред – это натуральная величина, а ущерб – это его экономическая оценка, то, что считается в деньгах. Термины схожие, и они зачастую заменяют друг друга. И вредом, например, у нас считается любое ухудшение показателей среды. Подчеркну – ЛЮБОЕ ухудшение. В европейском законодательстве, например, вредом считается только существенное ухудшение показателей среды, которое определяются, если мне память не изменяет, в каких-то пределах – допустим, свыше 30% от среднемноголетнего уровня. Предположим, в один год рыбопродуктивность водоема составила 1 кг/га, в другой год – 1,5 кг/га, а в третий – 0,2 кг/га. Высчитывают средний уровень и от него уже считают вред. У нас все не так. Общих принципов в законодательстве не существует. Оно как лоскутное одеяло, очень эклектичное. Отсюда – и все сложности в правоприменительной практике.

И этот иск Росрыболовства к «Норникелю» – на самом деле, не разовая, а системная проблема, таких разбирательств очень много. Например, на Камчатке была ситуация: при строительстве рудника запланировали некую площадь поражения водного объекта. А по факту получилось меньше. И рудник обратился в суд, чтобы им ущерб пересчитали. Но суд компании отказал. И в случае с «Норникелем» тоже весь вопрос – в качестве суда. Стоит заметить, что хозяйствующие субъекты в России всегда признают факт ущерба, если последствия их деятельности нанесли вред природе. При этом практически все они всегда стремятся оспорить оценку этого ущерба. К сожалению, в России до сих пор нет эффективного и работающего механизма, позволяющего установить истину. Арбитражный суд, в котором обычно и рассматриваются такие иски, строго говоря, призван разбирать экономические претензии, от вопросов собственности до налогообложения, но никак уж не вникать в тонкости, например, подсчета рыбных запасов. В результате мы получаем судебные решения, основанные на субъективных оценках, рожденных в борьбе экспертных мнений. А судебно-экологическая экспертиза, которая могла бы помочь в решении подобных кейсов, в России остается не достаточно развитой.

- Но во ВНИРО же как-то рассчитали этот вред...

- Возможно, эти почти девять тысяч тонн получились не по количеству умершей рыбы, собственно, взрослых особей. А по утрате зоопланктона, то есть, по гибели потенциальной кормовой базы. Но если так, то мы имеем дело с очень большой методической натяжкой. Вот представьте – полный супермаркет еды, и вдруг пожар и все сгорело. А мы говорим, что все, что там сгорело, мы могли бы съесть. Но физически то мы могли бы съесть, к примеру, килограмм колбасы, два кило гречки и т.д. – то есть то, что составляет наш рацион. А наш рацион к общему объему продуктов в этом супермаркете – один к миллиону. Но при расчете все эти нюансы были опущены. Посчитали, сколько там зоопланктона может быть, его весь перевели в упущенный объем рыбы – по коэффициентам пересчета. И вот так получились эти почти девять тысяч тонн водных биоресурсов. Повторюсь: для дистрофного водоема, каким является Пясино – это немыслимая цифра. За нее мне, человеку, который поработал в отрасли больше сорока лет, просто стыдно.

- Прямой ущерб водным биоресурсам в Росрыболовстве оценили в 3,6 млрд рублей. Это цифра адекватна?

- Возможно, специалисты ВНИРО сделали эту оценку, рассчитав ущерб по стоимости возможной продукции, которая могла бы быть произведена из этих почти девяти тысяч тонн якобы погибшей рыбы, по ценовой конъюнктуре Таймыра. Откровенно говоря, нельзя было так считать. Прежде всего, в данном случае под вопросом вообще сам ущерб. Обычно подобные иски бывают связаны с браконьерством. Но на объекте «Норникеля» произошла авария – это явный форс-мажор, непреднамеренное событие. Может быть, там и было разгильдяйство, но за это должны понести персональную ответственность те, кто его допустил. А если это катастрофа, ну как метеорит бы упал – можно ли тем же мерилом тут мерить?

В законодательстве сейчас совершенно четко прописаны все нормы, связанные с разливами нефтепродуктов – потому что это самое часто встречаемое негативное воздействие на природу в России. Это и на кораблях, и на нефтепромыслах, и на трубопроводах. Когда мы говорим о виновности того же «Норникеля», прежде всего, надо понять, а все ли нормы по предупреждению таких аварий были исполнены? Были ли выставлены боновые ограждения? Было ли эффективно локализовано пятно загрязнений? Вообще, все ли «Норникель» сделал, что по закону полагается в таких случаях делать? Если сделал все – извините, значит, государство еще не придумало действенного способа уберечь природу от подобного техногенного воздействия. Я изучал различные материалы дела, и нигде не нашел информации, что «Норникель» не предпринял необходимых действий по локализации разлива дизтоплива. В этом случае возникает вопрос, что повлияло на появление рекордной суммы штрафа в российской практике.

Александр Белоусов, член-корр РАЕН, заслуженный работник рыбного хозяйства РФ и Почетный рыбовод России.

Допустим, 3,6 млрд рублей прямого ущерба – это возмещение затрат, связанных с сохранением, изучением и мониторингом водных биоресурсов. Ежегодные затраты Росрыболовства на эти цели составляют сегодня около 20 млрд рублей. Общий объем добычи рыбы в стране – где-то около 5 млн тонн. То есть на каждую тонну вылова затраты составляют 4 тыс. рублей. Если мы даже возьмем эти почти девять тысяч тонн, которые подсчитали коллеги из ВНИРО, и умножим на четыре, то размер ущерба (затраты, необходимые для возмещения биоресурсов), составит всего 36 млн рублей.

Конечно, обычно учитываются не только затраты на возмещение, но также упущенная выгода или недополученная отраслью прибыль. Здесь тоже есть расхождения. В среднем, общая прибыль рыбной отрасли за год – около 30 млрд рублей. Усредненная прибыль с каждой тонны составляет около 6 тыс. рублей. В таком случае, упущенную выгоду можно оценить всего в 54 млн рублей. И это максимальные суммы! Потому что, сами понимаете, в общих объемах добычи есть и минтай, и лососевые – то есть высокорентабельные рыбы. В реках и озерах Таймыра, если даже рассчитать на пелядь и муксуна, совсем другой видовой состав. И получается, что на возмещение затрат на воспроизводство утраченного биоресурса, которые понесет страна, и за упущенную выгоду, общий объем ущерба должен составлять 90 млн рублей. Но точно не миллиарды рублей.

- А насколько вообще правильно высчитывать такие затраты для водоемов Таймыра, где как такового и промысла то нет – рыбу там ловят ведь только представители КМНС?

- Вы затронули очень принципиальный вопрос – что вообще можно считать рыбохозяйственным водоемом. Росрыболовство очень широко трактует это понятие, что тоже создает базу для всех конфликтов. Для него таковым является любой водоем, в котором производится или может производиться добыча рыбы. Но порой «может» – это, чтобы где-то что-то поймать, надо семь верст киселя хлебать, лететь туда, куда не каждый долетит. Но любой водоем, в котором есть хоть пескарь, хоть уклейка, хоть осетр, агентство относит к водным объектам рыбохозяйственного значения. А вообще надо плясать от реального ведения промысла, добычи.

И вот что интересно. Объемы общедопустимого улова для водоемов Норило-Пясинской системы на этот год Росрыболовство установило такие же, как в 2019 году! Разница может быть небольшая, в пределах 300 кг – то есть это вообще не разница. Другими словами, промысловая часть – объемы добычи, которые были разрешены там до аварии на ТЭЦ-3, несмотря на это событие, – не изменилась, осталась на том же уровне. И я уверен, и на следующий год объемы будут установлены такие же. А это значит, что выводы ученых СО РАН, которые были сделаны по итогам Большой Норильской экспедиции 2020 года, верны. Что пятно загрязнений было эффективно локализовано и утилизировано, что оно не дошло до реки Пясины и тем более до озера Пясино. Ведь рыба от всякого вреда уходит сама. Она не лезет в ту точку, где грязно. Чтобы случился массовый мор, загрязнение должно быть тотальным, ни сантиметра живой площади. А здесь было в худшем случае мозаичное загрязнение, и рыба из этих точек ушла. 

- Совершено фантастически выглядит сумма в 55 млрд рублей, которые Росрыболовство требует на восстановление биоресурсов. Эта цифра вас не удивила?

- Знаете, у меня больше недоумения вызвала оценка рыбопродуктивности: 119 кг/га. Для сравнения: аналогичные показатели могут быть только в озерно-товарном хозяйстве, я знаю такое в Тюменской области, у них 100-140 кг/га. Но это в хозяйстве – в водоеме, который специально чистят, грамотно зарыбляют, вносят удобрения. А они сопоставимую рыбопродуктивность высчитали для рек и озер Крайнего Севера. Я думаю, коллеги просто запятую после первой цифры забыли поставить. Нормальная рыбопродуктивность для водоемов на Таймыре – 1 кг/га, предел – 2 кг/га. В Астрахани лучшие показатели рыбопродуктивности – 36-40 кг/га. В Пясино при такой рыбопродуктивности, как насчитали во ВНИРО, воды из-за обилия рыбы бы видно не было!

Что касается 55 млрд рублей, то, как ни странно, эта цифра мне кажется более реальной. Но в какой части? Допустим, у вас в доме сломалась сантехника. Вы можете в ходе ремонта поставить обычный дешевый фаянсовый унитаз за 10 тыс. рублей. А можете – золотой унитаз, который стоит 1 млн рублей. В случае с суммами на восстановление биоресурсов расчеты Росрыболовства обычно делаются «на золотой унитаз». Вообще, это самый принципиальный момент, из-за которого между хозяйствующими субъектами и Росрыболовством и возникают конфликтные ситуации. Нюанс еще и в том, что инспектирует, высчитывает ущерб и реализует мероприятия по восстановлению одно и то же ведомство. И политика Росрыболовства – на максимизацию показателей ущерба.

По закону есть три варианта возмещения вреда: воспроизводство, или искусственное рыборазведение, мелиорация и акклиматизация. Самый дорогой вариант – это искусственное воспроизводство. Вот эти 55 млрд рублей – это они посчитали, сколько нужно выпустить в водоемы посадочного материала, чтобы восполнить якобы погибшие почти девять тысяч тонн биоресурсов. Допустим, для этого нужно будет выпустить 3 млрд штук молоди. А чтобы такое количество мальков произвести, надо построить и эксплуатировать 10 рыбоводных заводов. Так вот и получилась эта космическая цифра.

Но беда в том, что искусственное воспроизводство – дело очень низкоэффективное. По сравнению с естественным воспроизводством, конечно. Единственное место в России, где искусственное воспроизводство работает рентабельно – это Сахалин. Там разведение горбуши, кеты – экономически оправдано. В свое время на острове работало 16 государственных заводов, сейчас – около 50. И все они построены частными инвесторами. Значит, это выгодный бизнес. Но, во-первых, красная рыба – она ценная, во-вторых, она массовая, в-третьих, она с коротким жизненным циклом. Горбуша растет один год, кета – три-пять. Окупаемость быстрая.

На Таймыре можно, конечно, тоже разводить рыбу. Но у осетра созревание занимает где-то десять лет, у тайменя, муксуна – тоже семь-десять лет. Это все такие длинно-цикличные рыбы. Плюс, у них очень слабая выживаемость, значит, коэффициенты промыслового возврата будут небольшие. А чем меньше выживаемость, тем дороже выращивание. Поэтому, я думаю, что там вообще не нужно строить рыбоводные заводы. Весь наш опыт строительства и эксплуатации подобных предприятий в северных широтах был отрицательным. Завод в Норильске, построенный в 1980-е, все эти годы эксплуатировался исключительно за счет «Норникеля».

В конечном итоге, если все же преследовать цель восстановления биоресурсов на Таймыре, возможно, более эффективным стал бы временный запрет промысла, позволяющий восстановить запасы. Как вариант, деньги, конвертированные в штраф, можно было бы выплатить рыболовным хозяйствам в качестве компенсации за упущенную выгоду. Однако в нашей стране штрафы не имеют целевого назначения.

https://dela.ru/medianew/img/1-4537667.jpg
Слишком неадекватно и запредельно много
Слишком неадекватно и запредельно много

Огромная сумма взыскания за вред, причиненный водным биоресурсам на Таймыре, которую Росрыболовство предъявило структуре «Норникеля», сильно удивила ученых и специалистов рыбной отрасли. Расчеты агентства как минимум вызывают вопросы, а как максимум — выглядят чересчур тенденциозно.

Дизельное топливо в рыбе не отложилось
Дизельное топливо в рыбе не отложилось
Малые народы Севера могут спокойно ловить рыбу в озере Пясино и реке Пясине. Согласно независимым исследованиям, токсичных загрязнений, связанных с прошлогодним розливом нефтепродуктов на Норильской ТЭЦ-3, в ней не выявлено.

Александр Попов Учредитель и шеф-редактор «Кислород.ЛАЙФ»
Если вам понравилась статья, поддержите проект