23 декабря 2016

Нужно ли России ратифицировать Парижское соглашение?

Казалось бы, ответ очевиден – да, нужно. Тем более подпись под этим соглашением РФ поставила еще 22 апреля. С тех пор его ратифицировали 117 стран, в том числе Китай и США. Среди крупных «неподписантов», кроме России, осталась еще Турция. При очевидной целесообразности новый международный климатический договор вызывает в РФ массу неоднозначных оценок. Все они были озвучены на круглом столе в пресс-центре ТАСС на прошлой неделе. Корреспондент «Кислород.ЛАЙФ» послушал выступления экспертов и чиновников, и сделал однозначный вывод – подписать нельзя отказаться (запятая после первого слова).
Поделиться в социальных сетях
Быть или не быть ратификации Парижского соглашения Россией? Казалось бы, спорить на эту тему, все равно что уподобляться известным персонажам «Путешествий Гулливера», ведущим войну за торжество правильного с их точки зрения способа разбития яйца. Как известно, по этому поводу существовало высшее заключение: «Все истинно верующие да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее». А вот с какой же стороны России удобнее подойти к решению «парижского вопроса» – пока неясно?

Кот в мешке и «зеленый» тренд

Парадоксальность текущей ситуации в том, что априори вступление России в Соглашение практически всеми экспертами оценивается как безболезненное и не имеющее никаких последствий. Но в то же самое время часть экспертного сообщества говорит о наличии скрытых угроз (которые, как в кредитных договорах, якобы возьмут и напишут мелким шрифтом), а часть – считает, что стране ровным счетом ничего не грозит.

По мнению руководителя Центра экологии и развития института Европы РАН Сергея Рогинко, Парижское соглашение – это «кот в мешке». Условия сформированы в самом общем виде и риски существуют «как в ту, так и в другую сторону». Ученый акцентирует, что хотя обязательства по Соглашению принимаются странами добровольно, не стоит забывать об их обязательном пересмотре каждые пять лет. И, уверен Рогинко, только в сторону ужесточения. «И если сейчас взятая нашей страной планка на 2030 год в размере 70% выбросов от уровня 1990 года вполне по силам нашей экономике и объективно не требует жестких мер по ограничению корпоративных выбросов, то что будет, если каждые пять лет эта планка станет регулярно опускаться на ощутимую величину?», – задается вопросом эксперт.

Рогинко считает, что существующие сейчас обязательства по снижению выбросов парниковых газов (ПГ) промышленники могут соблюдать только в том случае, если экономика России не будет демонстрировать рост. А если начнет расти, то ограничения начнут «душить» отрасли. «Не надо забывать и о том, что со временем эта «мягкая» конструкция соглашения с добровольными обязательствами, принимаемыми «снизу вверх», может трансформироваться в жесткую структуру, диктующую странам их обязательства «сверху вниз»», - считает ученый.

А руководитель программы «Климат и энергетика» Всемирного фонда дикой природы (WWF) России Алексей Кокорин, напротив, уверен, что России необходимо ратифицировать Парижское соглашение по климату, чтобы быть в глобальном «зеленом» тренде, поскольку от этого зависит спрос на российские энергоносители. «Ратификация для России нужна обязательно, потому что ее отсутствие никак не снимет то отрицательное воздействие глобального «зеленого» тренда, которое мы получаем и так. Мы должны в него встроиться, противодействовать ему бессмысленно», - отметил Кокорин.

Глобальный «зеленый» тренд, как пояснил эколог, означает, что развивающиеся страны, подписавшие Соглашение, должны будут реструктурировать свою экономику. Проще говоря – снизить спрос на российские энергоносители, например, на уголь. «Спрос, конечно, не исчезнет в одночасье, но затронет прежде всего наши планы по экспорту угля в развивающиеся страны – получатели климатического финансирования. Например, Индию и Вьетнам. И мы должны учитывать падение спроса на уголь в тех странах, которые будут вынуждены скорректировать развитие своей энергетики».

Официальная позиция, если принять за таковую мнение заместителя директора департамента государственной политики и регулирования в области водных ресурсов и гидрометеорологии Минприроды РФ Лариса Корепановой, представляется сегодня наиболее взвешенной. Она, в частности, отметила, что бояться ратификации уже поздно, потому что Парижское соглашение принципиально не отличается от Рамочной конвенции по изменению климата ООН (РКИК). Оно не предусматривает никаких штрафов, не содержит никаких конкретных мер, в том числе требований о введении углеродного налога (на что обычно упирают, например, угольщики). Соглашение – это просто декларация, призыв к странам не допустить повышения глобальной температуры за Земле более чем на 2 градуса по Цельсию. «Мы можем отказаться от исполнения соглашения и не ратифицировать его. Никаких издержек кроме политических и имиджевых, никаких экономических рисков отказ от ратификации не несет», - заявила Корепанова.

И самое главное, как пообещала чиновник, вопрос о ратификации будет последовательно проработан. «Первый отчет о последствиях ратификации правительство ждет от Минэкономразвития и Минприроды в декабре 2016 года. Следующий доклад о последствиях – в декабре 2018 года. И в первом квартале 2019 года Минприроды подготовит проект доклада президенту о целесообразности ратификации Парижского соглашения. Для себя мы готовим национальный план адаптации к изменениям климата», - сообщила Корепанова.

Таким образом, еще два года можно сотрясать воздух дискуссиями, но все решит в конечном итоге именно доклад президенту «о целесообразности». С другой стороны, факт ратификации соглашения или отказа от нее, действительно, не отменяет внутренних мер по снижению выбросов ПГ. Тем более что потепление на территории РФ происходит в 2,5 раза быстрее, чем в среднем на планете. К 2030 году предполагается уменьшение объема выбросов ПГ до 70-75% от базового уровня 1990 года (к 2014-му году он составил 54,4%, так что данные цифры выглядят довольно странно и, по сути, как считают экологи, создают почву даже для повышения объемов эмиссии). Чтобы достичь требуемых показателей, необходимо разработать комплекс мер, соответствующих национальной специфике и экономическим интересам страны. И здесь начинаются те самые риски, о которых так любят говорить противники Парижского соглашения.

Молитва и пост

Основной источник выбросов ПГ в России – сектор энергетики, на который приходится более 30% совокупных объемов эмиссии. Второе место занимает добыча угля, нефти и газа (16%), третье – промышленность и строительство (около 13%). Понятно, что если браться за адаптацию российской экономики к существующим климатическим условиям, то в первую очередь адаптировать придется именно эти традиционные для нашей страны отрасли. Как ни странно, они более лояльно относятся к возможным внутренним мерам в этом направлении, чем к призрачной потенциальной угрозе, исходящей от Парижского соглашения. Ибо последнее угрожает святая святых – экспорту.

Например, по данным аналитиков, СУЭК потеряет 11 млрд рублей к 2030 году, если экспорт угля сократится в той пропорции, в которой он уже сокращается. А это реальный риск, и – потери российского ВВП. «Кузбасс – угольный регион, только здесь работают 110 тысяч шахтеров, - отметил заместитель председателя комитета Госдумы РФ по энергетике Дмитрий Исламов, до избрания депутатом много лет отработавший вице-губернатором Кузбасса по экономике. – Даже просто разговоры о том, что уголь не нужен и углеродные отрасли не нужны, вызывают экономические последствия. А сегодня можно говорить о чистых угольных технологиях. Запасов угля нам хватит еще на 800 лет, это основа конкурентоспособности нашей экономики, основа благосостояния и качества жизни наших детей. Поэтому я предлагаю думать о социальной ответственности, о национальной безопасности и топливно-энергетическом балансе. Наша задача получить плюсы и ничего не потерять. А с соглашением есть опасность подорвать основу нашей экономики».

Косвенно с угольным лобби приходится соглашаться и Министерству энергетики. Представитель Минэнерго Александр Митрейкин констатировал, что с ратификацией все понятно – есть план, утвержденный правительством. И она, если и произойдет, то только в 2019-2020 годах. «Наши риски касаются, прежде всего, экспорта нефти и газа за рубеж. Риски есть, но у нас есть два года, чтобы с ними разобраться. К 2024 году мощность объектов на основе возобновляемой энергетики в России составит только два-три процента от текущих мощностей. Поэтому мы не говорим о том, что через 15-20 лет наша энергетика станет безуглеродной. Это физически невозможно», - констатировал чиновник.

И с этим трудно спорить. Участники круглого стола согласились, что нельзя за один день перестроить структуру экономики, которая складывалась десятилетиями. Инвестиционный процесс перехода от традиционной к возобновляемой энергетике очень долгий. Более того, он еще и толком не начинался. И его надо стимулировать.

Однако правительство РФ, прежде всего, рассчитывает на потенциал энергосбережения и энергоэффективности. Эксперты отметили, что ряду стран удается наращивать ВВП и при этом снижать выбросы. Россия тоже может идти по этому пути, поскольку энергоемкость экономики России и так превышает среднемировой показатель в 2,3 раза, а средний показатель для стран ЕС – в 3,2 раза. Потенциал энергосбережения в России оценивается в 39–47% от текущего потребления энергии, и, в основном, он приходится на производство электроэнергии, передачу и распределение тепла. По мнению Ларисы Корепановой, 49% снижения выбросов ПГ можно достичь именно с помощью энергоэффективных мероприятий. «Не нужно разорять угольную промышленность, чтобы сократить выбросы. Нужно вводить меры госрегулирования, энергоэффективности», - сказала она.

Углеродоемкий бизнес слушает эти заявления с воодушевлением. У СУЭКа, например, есть набор инициатив по энергоэффективности, подобных проекту по утилизации шахтного метана. Но, как заметил представитель ОАО «Новолипецкий металлургический комбинат» Никита Воробьев, «энергоэффективность для бизнеса – это не экология, а прежде всего экономика». С 2000 года НЛМК, например, увеличил производство стали в полтора раза и при этом уменьшил расход электроэнергии на 20%. Но каждый последующий шаг в сфере энергоэффективности, как отмечают бизнесмены, требует все больших средств, но приносит все меньший эффект.

Иными словами, ставка на то, что невидимая рука рынка решит и глобальные задачи в сфере экологии и адаптации к изменениям климата, вряд ли оправданна. Тем не менее, основная задача государства на фоне глобального низкоуглеродного протекционизма тоже понятна – защитить свою промышленность. В Парижском соглашении впервые звучит призыв к странам выработать собственные стратегии снижения выбросов ПГ. Очевидно, на это в ближайшее время и необходимо ориентироваться, без оглядки на ратификацию. Что же касается вопроса быть ей или не быть в 2019 или в 2020 году, то здесь впору вспомнить лектора Никадилова, который прямо говорил аудитории: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, - это науке не известно!».

Владислав Михайлов, Москва.
Если вам понравилась статья, поддержите проект