«Экстремальные территории требуют экстремального законодательства»

В конце октября президент РФ Владимир Путин своим Указом №645 утвердил обновленную Стратегию развития Арктической зоны РФ на период до 2035 года. Среди прочего в нее включен раздел, в котором прописаны основные направления развития для каждого из входящих в АЗ РФ регионов – причем даже для тех, что включены не целиком, а частично. Среди обилия проектов первого передела и транспортной инфраструктуры (прежде всего, портовой – что важно с точки зрения загрузки Северного морского пути, СМП), в этой солянке из «хотелок» самого разного масштаба, собранных с мест, нашлось место и довольно экзотическим пунктам.

К примеру, во многих территориях запланировано комплексное развитие арктических городов (от военных ЗАТО в Мурманской области до территорий, расположенных в бассейнах рек Индигирки, Яны и Колымы в Якутии), проекты в сфере АПК (например, глубокая переработка оленины в НАО – и это помимо многочисленных «рыбных» направлений) и даже... телекоммуникаций (речь не только о ЦОДах, которые уже давно должны расцвести на Северах, но и, к примеру, о присоединении ЧАО к единой сети электросвязи путем строительства подводной ВОЛС от Петропавловска-Камчатского до Анадыря), расширения зоны ЕЭС России и модернизация локальных энергоузлов (например, каскады малых ГЭС в Карелии). И много чего еще. 

Например, монопрофильному Норильскому промышленному району (НПР) прописана чуть ли не полноценная корпоративная диверсификация – за счет развития новых сырьевых проектов здесь теоретически может (по крайней мере, если все эти проекты будут реализованы в реальности) закончится эра почти векового господства «Норникеля».

«Кислород.ЛАЙФ» продолжает обсуждение Стратегии с кандидатом географических наук, ведущим научным сотрудником географического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, замдиректора АНО «Институт регионального консалтинга» Надеждой Замятиной. Первое интервью читайте по этой ссылке.

«Границы Арктики все больше «ползут» на юг»

- Надежда Юрьевна, что Вы как специалист увидели в списках направлений развития регионов Арктической зоны РФ? 

- В общем и целом, Стратегия транслирует взгляд на все территории АЗ РФ как бы со стороны Северного морского пути (СМП): большинство проектов в этих «региональных списках», по факту, связаны с обеспечением загрузки морских перевозок. Соответственно, главная роль регионов Арктики – в способности поставить на Севморпуть те или иные объемы сырья. Одновременно, и это несколько парадоксально, но границы Арктики все больше «ползут» на юг, в АЗ РФ сейчас включено много и де-факто не арктических территорий, а потому задачи развития и становятся более разнообразными. В этой связи отрадно, что в списках заявленных в Стратегию проектов появились различные образовательные и инновационные инициативы. Например, Центр изучения возможности строительства зданий на вечной мерзлоте (его планируется создать, а по факту – воссоздать – в Норильске) или Центр полярной медицины (в Архангельске). Если уж населению в Арктике и жить на постоянной основе, то в значительной степени – именно для обеспечения этой вот части, т.н. «локального знания». Потому что жить там только ради работы на месторождениях – с современной точки зрения уже не рациональная стратегия, это все лучше и эффективнее делать вахтой (при всех ее недостатках намного тяжелее будет расселять потом, по мере исчерпания ресурсов, целые города).

Поэтому инновационные проекты в Арктике – это не только про дань моде на инновации, это еще и про то самое закрепление населения, про которое очень много говорили еще в советское время. И говорят до сих пор. Так вот, полагаю, что наука, образование, развитие так называемых «освоенческих» услуг – то есть интеллектуальное обеспечение процессов освоения Арктики – это как раз то, ради чего целесообразно там жить, и что очень сложно сделать из других регионов. Правда, если такой подход возобладает, Арктике потребуется меньше населения, чем там есть сейчас. И здесь, соответственно, я вижу большое противоречие между заложенными в Стратегию задачами по достижению положительного миграционного прироста в АЗ РФ и направлениями развития арктической экономики. Но если там будут развиваться только новые месторождения, то постоянные новые поселения при них сегодня уже вряд ли будут строить. 

- Вас не удивило обилие аварийно-спасательных центров, которые планируется создать в различных регионах АЗ РФ. Даже, например, в маленьком и отдаленном поселке Тикси...

- Такие центры Арктике жизненно необходимы, и не только для качественного функционирования СМП. Сейчас на огромных участках реально просто негде произвести ремонт судна или получить медпомощь. Инфраструктура СМП нуждается в определенной поддержке. В Стратегии упомянуты и некоторые порты, в которых на данный момент не просто все плохо, а все очень плохо. Есть места, где заход судна возможен даже по документам лишь «в качестве исключения», а то и через заранее оговоренное правонарушение. Мне рассказывал об этом капитан одного небольшого порта: выходит судно с ним на связь, а он не имеет законного права разрешить ему заход и стоянку, потому что состояние причальной стенки давно признано аварийным. И он говорит капитану судна: «Я вам запрещаю, потому что обязан – но вы заходите, я выпишу вам минимальный штраф. Такой-то размер штрафа вас устроит?». И судно заходит в порт, потому что, например, такое нарушение – единственный способ доставить в данный район АЗ РФ продукты.

Поэтому все, что касается обеспечения безопасности Севморпути – это не просто нужно, это очень нужно. В том числе – и аварийно-спасательные центры: они очень нужны, потому что сейчас и медицина, и спасение в Арктике во многих районах СМП пребывают просто в аховом состоянии. Людей элементарно не успевают иногда довезти до медиков. Допустим, хирурга нет на ближайшие 1000 километров. Значит, с пациентом надо куда-то лететь, а погода там часто нелетная. Хорошо, небо прояснилось, но аэропорт – там, где есть медики – по своим внутренним регламентам не может принять самолет: там, например, выходной. Отдельная тема – оказание медпомощи работникам вахтовых лагерей, буровых платформ, следующих по СМП корпоративных судов: я слышала доклады медиков на одной конференции – иной раз, пока через штаб-квартиру в Москве согласовывают вызов вертолета (это дорогое удовольствие), пациенту становится хуже. Так что обеспечение хотя бы срочной медпомощи – жизненно важная и очень запущенная проблема, требующая и соответствующей инфраструктуры, очень тонкой перенастройки действующего законодательства, и согласования действий многих ведомств.

От развития сети аварийно-спасательных центров есть и еще один плюс – они могут, по факту, открыть второе дыхание многим поселениям в АЗ РФ, обеспечив им новую специализацию. Например, упомянутый вами Тикси – если посмотреть на карту, то вдоль огромной линии побережья на 1 000 км на запад и на восток от поселка более-менее крупных поселений вы не найдете. Это значит: нет связи, нет врача, да что там – теплой избы нет. Центр МЧС в Тикси – это и про сохранение поселения, единственного центра цивилизации на такой огромной территории, и про безопасность окружающей территории. Есть расхожая точка зрения, что пространство должно быть более-менее освоено, потому что если где-то возникает пустота, то ее рано или поздно кто-то заполнит. Я скептически отношусь к идее о том, что всю территорию страны нужно держать равномерно заселенной, это просто глупость. Но вот с точки зрения системы расселения – понимаемой, в числе прочего, и как возможности оказания взаимных услуг населенных пунктов друг другу – могу сказать, что в условиях редкой плотности и редкой сети поселений практически любая деревня априори начинает играть роль опорной точки для окружающего пространства. Место, где есть хоть какой-то интернет и пара-тройка теплых домов, в случае ЧС сможет спасти кому-то жизнь. В этом плане село на севере Якутии для окружающей территории не менее важно, чем центр крупной агломерации для своего окружения, а то и больше; агломерация – это про экономику, а тут – про жизнь... Тикси важен не сам по себе. Сейчас его роль для снабжения Якутии, которую он играл в советское время, значительно снизилась. Если раньше снабжение северных районов шло именно через СМП, через который завозили все – от продуктов до пожарных машин, то с 1990-х годов все снабжение в основном пошло с юга. Так вот, непреходящая роль Тикси в том, что это единственный центр цивилизации в хорошем смысле: «почта, телефон и телеграф» на тысячу километров. Я думаю, что именно поэтому Тикси и стараются насыщать дополнительными функциями, в том числе МЧС.

Тут нужно вернуться к науке, к образованию, к комплексному подходу к освоению Арктики. Есть там немало городов и поселков, построенных, что называется, при месторождениях, и сегодня или уже потерявших, или стремительно теряющих исходную экономическую базу. Расселять их – очень дорого. Оставлять «доживать» – такие предложения звучат, в том числе и с солидных трибун, но я не очень понимаю, как вообще у людей язык поворачивается такое говорить. Депрессивный город (особенно если его чуть ли не официально объявляют бесперспективным) – это почти нулевая стоимость недвижимости, а значит – жители не смогут оттуда уехать, потому что не смогут продать квартиру. И что им делать? Пусть сидят и молятся в ожидании отхода в лучший мир, так что ли? С моей точки зрения, разговоры о том, чтобы «вот эти вот города развивать не надо, а все средства сосредоточить в перспективных агломерациях», – это за пределами добра и зла, это уже из той истории, как в традиционных обществах старики уходили умирать в лес и тундру, чтобы молодых не обременять – мы к этому возвращаемся что ли? Так вот, надо или расселять, или планировать развитие новые сырьевых центров так, чтобы нашлось занятие и для более «старых» арктических городов. Люди там накопили огромный опыт жизни в Арктике, этот опыт бесценен, и они могут и должны быть полезны для всех этих новых ресурсных проектов, которые призваны обеспечить и загрузку СМП, и прочие приоритетные направления освоения Арктики.

- В описанную вами проблему, мне кажется, прекрасно вписывается Воркута…

- Не только она, но этот город и его окрестности за последние десятилетия действительно потерял десятки тысяч жителей. А шахты «Северстали» и далее планируется последовательно закрывать. И что делать с Воркутой? Ликвидировать город и вывозить «на материк» оставшиеся там десятки тысяч? Или же попытаться создать ему какую-то другую специализацию? Воркута – практически безальтернативный центр, грубо говоря, цивилизации на северо-востоке Европейской России. Не только для родной республики, но и для всего севера Коми, и для восточной части НАО тоже – именно в Воркуте сосредоточена и медицина, и образование. Это и торговый центр, где закупаются продуктами и товарами первой необходимости. Это и возможности отдыха, наконец. Москвичу трудно это понять, но есть места, для которых Воркута – это и ближайшее место с интернетом, с горячей водой, с кафе и с асфальтом, наконец – в том смысле, что по городу хоть можно не в резиновых сапогах перемещаться. Воркута – это город-база, поэтому в случае с ней и возникает тема диверсификации экономики и комплексного развития.

Хотя, на самом деле, прописанные повсеместно пункты о «комплесном развитии» тех или иных городов – зачастую это эвфемизм фразы «спасение этих городов». Во многих случаях ситуация там уже настолько запущена, там вообще никаким развитием последние лет 30 не занимались, а потому комплексное развитие – это когда в порту стенка аварийная, посадочная полоса аварийная, ЖКХ. Чтобы «что-то делать», нужно смотреть в целом. Нельзя просто сказать: «Давайте здесь починим ЖКХ». Там можно действительно только в комплексе работать.  По факту, речь идет о том, что эти города нам вроде как реально нужны и поэтому у них должно быть какое-то будущее. Остается понять, какое именно. 

- Увидели ли вы в региональных стратегиях постиндустриальные отрасли? Например, развитие нефтесервиса прописано только для Ямала… 

- Во-первых, добыча сырья сегодня, особенно в Арктике, это сама по себе очень наукоемкая отрасль. Это же не лопатой золото копать, как в 1930-е было на Колыме. Современную добычу без сложных технологий просто не получится обеспечить – те же многостадийные гидроразрывы пласта и прочее горизонтальное бурение. В Арктике, особенно на шельфе, о котором много говорили – технологий даже и не хватает, для некоторых условий – их вообще в природе не существует. Месторождения давно открыты, а как их освоить – пока не придумали. Поэтому специально прописывать развитие высоких технологий в Стратегии и не нужно – они сами пойдут вслед на добычей.

Во-вторых, в ЯНАО без нефтесервиса просто никуда. Где еще у нас сейчас нефть в Арктике добывают? Красноярский край – да, Ванкор уже осваивается, но другие месторождения ждут своего часа. И там этим занимается «Роснефть», которая изначально все делает вахтой. В НАО более молодые месторождения, но сложившиеся базы обслуживания исторически расположены в соседней Коми, в Ухте. Но самое, наверное, главное отличие нефтедобычи в ЯНАО – она еще в советские годы обросла городами. А в НАО, в Красноярском крае, в других регионах – такого нет. Чем занять эти города у стареющих месторождений? Нефтесервис – то, что доктор прописал, придумывать ничего даже не надо.

Управление и интеллектуальные услуги идут отчасти из Тюмени, но нефтесервис же вообще зачастую у нас «импортный», это мировые гиганты Schlumberger и Halliburton. Тема отечественного нефтесервиса – это еще и тема импортозамещения. Она давно поднимается, и это правильно: по сути, это самая интеллектуальная часть «нефтянки», и ее развитие для нас стратегически важное направление. Нефтедобыча как таковая, в норме, создает мультипликативный эффект, стимулирует развитие многих других отраслей, в том числе очень даже наукоемких, и в числе последних – нефтесервис. О поддержке отечественного производителя в этой сфере говорили десятки лет, долго и много, он нужен, он – про повышение инновационности и наукоемкости российской экономики в целом. Это как раз тот случай, когда развитие сырьевых отраслей может обеспечить заказами отрасли более высоких этажей экономики, высокотехнологичных, и это было бы хорошо.

В том, что касается Ямала, есть нюанс. Как я уже сказала, здесь месторождения более старые, и как раз им усиленно требуются услуги нефтесервиса, в противном случае скважины придется закрывать не смотря на остающуюся в глубине нефть: достать ее можно только с помощью сложных технологий, фонтанов там уже не будет. Вокруг того же Ноябрьска несколько тысяч законопаченных скважин еще со времен «Сибнефти» осталось. То есть нефть там еще есть, но для того, чтобы ее выкачать, требуется все больше и больше вложений, в том числе в нефтесервис. И развивать его в близлежащих городах – где он, по сути, еще есть, еще что-то выжило в конкуренции с зарубежными компаниями – это очень верное направление.

«На туризм возлагают слишком большие надежды»

- Еще одна постиндустриальная отрасль – туризм, но, мне кажется, ее сейчас несколько излишне рассматривает в качестве панацеи от всех проблем…

- Если рассматривать туризм как возможную будущую новую специализацию территорий, которые уходят из сырьевой парадигмы, как этакую замену привычного архетипа градообразующего предприятия – это так не работает. В какой-то степени – да, чем туризм хуже того же центра МЧС? Но пока что на туризм, мне кажется, слишком большие надежды возлагают. Посмотрим на зарубежный опыт – туда, где эта сфера реально стала важной статьей доходов, на зарубежную Арктику – это Аляска, Норвегия, Исландия. Туристы (и доходы от них) туда приходят, в основном, с круизами. У нас пока только говорят о запуске круизов по СМП, сейчас это штучный продукт – ученых покатать, «Плавучий университет» отправить. Думаю, это направление сможет стать весомым только для Дальнего Востока. В целом же все упирается в технические возможности – еще раз вспомним об аварийных причальных стенках, а то и об их отсутствии.

Второе ограничение – это стоимость. Например, туризм в Мурманской области в значительной степени стал этаким спин-оффом высокоразвитого скандинавского туризма. Кольский полуостров – это как бы просто более дешевая Скандинавия, здесь удачно использовали возможность переманивать часть турпотока, особенно из АТР, предоставляя примерно те же самые опции по наблюдению за «северным сиянием», но только дешевле. Туризм в остальных районах Арктики остается крайне дорогостоящим. Соответственно, предложение будет нишевым. И это я еще не говорю про глобальные проблемы привлекательности России для туризма в целом (рекомендую для этого почитать тоже свежую Стратегию развития туризма в РФ).

В целом, с точки зрения замены специализации территорий, туризм точно не сработает. И я очень сомневаюсь, что вообще когда-нибудь сработает – во всяком случае, если мы будем говорить о туризме как о средстве поддержания того населения, которое живет в Арктике сейчас. Здесь, кстати, ситуация похожа на ситуацию с другими отраслями: с наукой, с «освоенческими» услугами, да хоть с центрами МЧС – это все не про то, чтобы обеспечить занятость стотысячных городов. Просто в отношении данных направлений никто и не ожидает, что так будет, а вот с туризмом почему-то ожидания выше – видимо, потому что мы смотрим на успех туриндустрии на Западе. Но посмотрим пристальнее: вот, допустим, Канада, в городе Доусоне на Юконе, в прославленной «столице золотой лихорадки», всего 2 000 жителей. А плотность календаря событий – я такой студентам показываю, и это и в докоронавирусные времена было, и сейчас продолжается – фантастическая. С интервалом чуть ли не каждую неделю там что-то происходит: гонки на собаках, конкурс молодых художников, кинофестиваль, хоккейный турнир. Еженедельные почти события позволяют поддерживать город со всемирной славой, но населением в две тысячи человек. У нас же зачастую создают какой-нибудь туристический центр – и думают, что это вот прямо сразу поможет городу, где проживают десятки тысяч человек. Я не про то, что не надо создавать такие центры – надо, конечно, но не стоит ждать моментального экономического чуда. Наши города в 20, 50, 100 тысяч жителей туризм не прокормит, это я совершенно ответственно могу сказать. Во всяком случае, в качестве основной отрасли.

Как дополнительная ниша, как рост качества жизни – возможно. Горнолыжный комплекс в том же Норильске, где, к сожалению, в этом году трагедия случилась, – это про переход к «оседлому образу жизни», к закреплению населению. Поэтому туризм внутренний, в том числе – для местных жителей, может быть, должен играть даже большую роль с точки зрения повышения удовлетворенности своим проживанием, нежели если разово туда на вертолете иностранцы прилетят. Это хорошо, пусть это развивается и расцветает. Но это не будет панацеей. 

- А поможет ли росту туризма развитие аэропортов – в Стратегии много таких проектов прописано?

- В некоторых регионах прописано еще и развитие производства стройматериалов. Это, наверное, нужно для снижения северного завоза?

- В основном, да. Но и здесь, кстати, открывается простор для развития инноваций. В советское время практически везде в Арктике развивали производства материалов из местного сырья. Потом все это посчитали невыгодным. Если сейчас дойдет дело до разработки стандартов городской среды для Арктики, вопрос о стройматериалах поднимется в полный рост. В Арктике востребован штучный подбор материалов и технических решений под каждый поселок. Типовые решения сразу проиграют в доставке (почему на Севере раньше строили заводы по производству ЖБИ – потому что возить туда панели с материка выходило накладно). Поэтому здесь нужно вкладываться в инженерные изыскания, которые бы позволили подобрать уникальный набор материалов для каждой территории, может быть, даже экзотических.

Все это в значительной степени упирается и в ментальные вещи, в стереотипы поведения. Например, так называемые «деревяшки» на Севере давно получили дурную славу, хотя деревянные дома и теплее панельных. Понятно, почему. Они и прогнившие, и горят, и полы там проваливаются. Но это не означает, что дерево на Севере нельзя использовать. Просто отношение к дереву презрительное. Я со студентами проводила эксперимент: показывала фотографию деревянного столба в центре Анкориджа и спрашивала: «Можно ли поставить вот такой в центре нашего города?». Они отвечают: «Нет, это времянка». А это фото стационарного столба в Анкоридже, в даунтауне, чуть не в самом престижном квартале – просто у них дерево не считается плохим материалом, не пригодным для капитального исполнения, а напротив, является элементом экологизации экономики. Это просто стереотип у нас: нужно обязательно строить «панельки» – и тогда будет хорошо, тогда будет настоящий город. На самом деле, совершенно необязательно, чтобы нормальный и достойный город на Севере был из одних панельных высоток.

«Территории типа Таймыра требует особого режима управления»

- С вашим коллегой Александром Пилясовым мы недавно сравнивали Мурманскую область и Норильск как два региона, в которых работает «Норникель» (ссылка на интервью здесь). Но роли у этой компании и там, и там разные. В Стратегии развития АЗ РФ Норильску сейчас «прописана» корпоративная диверсификация. Считаете ли вы, что это правильный путь? 

- В Мурманской области исторически действовал целый ряд крупных предприятий, потом ставших компаниями, а в Норильске традиционно один «Норникель» был и остается полным хозяином территории. Действительно, в последнее время идут разговоры о том, чтобы в НПР пришли и другие компании. И в Стратегии прописано развитие новых сырьевых проектов, предполагающих приход на эту территорию новых мощных игроков. На мой взгляд, это спорная перспектива.

Дело в том, что Мурманская область – это старопромышленный регион, с хорошо развитой инфраструктурой, там и климат мягче, чем в Норильске, благодаря отепляющему влиянию Гольфстрима. Таймыр – это до сих пор, по факту, территория пионерного освоения с исключительно суровым климатом, со слаборазвитой инфраструктурой. В экономгеографии есть концепция, что монополизация региональной экономики на Севере происходит естественным образом. И очень часто складывается ситуация, когда одна компания становится полным хозяином региона. На мой взгляд, для регионов малоосвоенных – это вполне естественное и даже оптимальное условие успеха, если, конечно, такая монополия подкреплена рядом социальных гарантий. В случае с «Норникелем» это просто исторически сложившаяся связка. Я помню интервью с Владимиром Потаниным, в котором он описывал свои впечатления от первого посещения Норильска. Он человек не очень эмоциональный, но там его, что называется, прорвало – как он облетал город на вертолете, и был поражен, насколько там и люди, и территория зависят от комбината.

Вообще, роль предприятия в районе нового освоения зависит от стадии этого освоения. И на этапе пионерского развития лучше, чтобы все было в руках у одной компании. Так называемые суперорганизации, с которых начиналась индустриализация советской Арктики, были удивительным «гибридом», отвечавшим и за экономику, и за территориальное развитие – как, кстати, было во многих вновь осваиваемых территориях, от Строгановских вотчин в Предуралье до Ост-Индской и Вест-Индской компаний и Компании Гудзонова залива. На мой взгляд, для компаний, которые работают на территории нового освоения, нужно прописать отдельную нормативную базу, особые регламенты корпоративной социальной ответственности, дополнительные обязательства.

- Крамольные вещи говорите...

- Да, существующее законодательство на такое явно не настроено. Но с моей точки зрения, в удаленных территориях оправданно такое вот сопряжение производства и жизни. Когда сейчас взаимодействие местной власти и предприятия строится неформально – получается хуже, вызывает недовольство. Люди же не дураки, они все понимают. Сложно ожидать формирования полноценной «гражданской» власти на территории, экономика которой настолько монопрофильная, как сложилось в Норильске. Пока что главенствует традиционный подход – постараться вывести местное самоуправление из-под опеки компании. Но ведь эта компания – это и транспорт, и связь, и частично даже продукты, как в Норильске. И зачем тогда говорить о независимом самоуправлении? Нельзя ли вместо того, чтобы создавать «потемкинское самоуправление», сразу обязать компанию заняться ответственным управлением территорией? В обмен на какие-то льготы, конечно. Понятно, что для компании это может оказаться и головной болью – и тут не только о «Норникеле» речь, в этом компании к подобному то как раз готовы. Легендарный полярник Иван Папанин еще в 1939 году просил забрать у Главного управления СМП детские сады и всю социалку, он хотел только возить грузы.

Подчеркну – я говорю только об уникальных случаях. Если территория развивается, там появляются новые виды деятельности – одновременно должна идти и перестройка на «нормальные» рельсы территориального управления. Но для меня пока не очевидно, что Таймыр перерос стадию первоначального освоения? В Стратегии прописан полноценный (а не формальный) переход Таймыра к условно-нормальной системе территориального самоуправления: много компаний, сильная местная администрация. Но я не уверена, что среда, инфраструктура, вся система жизнеобеспечения там сейчас такой переход позволит осуществить. Может стать только хуже. Хотя замечу: хуже всего рассогласование формального и неформального. Надо или прописать особую ответственность градообразующих корпораций, или работать над обеспечением общероссийских правил игры, и «разводить» Норильск (и Таймыр в целом) и «Норникель». 

Альтернативный вариант – как на Аляске: местным властям дано существенно больше ресурсов для управления территорией. Губернатор Аляски Уолтер Хикель в своих воспоминаниях описывал, как после экологической катастрофы, связанной с аварией танкера «Эксон Валдез», он специально час продержал представителя «Эксона» в своей приемной перед переговорами о компенсациях. И в итоге выбил желаемую сумму. Замечу: это сделал не президент США, а «всего лишь» губернатор одного штата. С трудом могу представить себе представителя, допустим, «Роснефти», час сидящего в приемной главы администрации Таймыра.

- То есть вы считаете, что таким территориям нужно особое законодательство?

- Территориям типа Таймыра требуются особое режимы управления. Что оптимальнее – большие полномочия и ответственность компании / большие возможности местного самоуправления / большая роль федеральной власти по образцу канадских территорий / что-то другое – предмет большой научной работы. Мурманская область в этом плане для НПР – не ориентир, там исторически сложилась абсолютно другая ситуация. Но экстремальные территории требуют экстремального законодательства – в этом я уверена. Критерий должен быть такой: должно быть хорошо людям, которые на этой территории живут и работают. Как это обеспечить? Иногда только нетрадиционными путями.

В ранние годы в Фэрбенксе, на Аляске, например, существовал лагерь золотодобытчиков. Женщин, понятное дело, им не хватало. И власти города организовали там так называемый «зоопарк». На табличке было написано «Zoo», а внутри работали проститутки. При этом весь город знал, что проституция – только за забором, в «зоопарке». И ходить по улицам Фэрбенкса семейным и приличным женщинам, как пишут историки, было безопасно. Потому что если кому-то приспичит, то ему – в «Zoo», а на всей остальной территории по общественному договору никто никого не трогал. Но территория осваивалась, и из «Дикого Запада» постепенно перешла в единое правовое поле США. Приехали соответствующие должностные лица и сказали: «Что это за безобразие! Запретить! Отменить!». И женщинам стало опасно просто ходить по улицам, город формально стал «нормальным», а неформально – стал «зоопарком». Это пример очень характерный, когда без экстремального законодательства обеспечить общепринятую норму не получается. Законодательство пусть и сомнительное с точки зрения высоких абстрактных истин, но работоспособное с точки зрения решения текущих проблем.

Можно провести и другой пример, как некий энтузиаст десятилетиями боролся с законом, пытаясь проводить в засушливые районы Бразилии электросети по сниженным требованиям безопасности. Полноценные тянуть туда было невозможно по стоимости, а электричество там – это насосы и полив, иначе неурожай и голод. Дилемма: или не совсем по закону, но спасает от смерти, или закон соблюден, но люди голодают в буквальном смысле слова. Вот что-то похожее возникает в Арктике сплошь и рядом. Зачастую соблюдение формальных норм там просто губительно. Начиная с обеспечения безбарьерной среды в поселке на 500 человек на берегу Северного Ледовитого океана – там, где внутри домов пол до подвала провалился, но зато на улице среда безбарьерная, я лично это видела. И заканчивая взаимоотношениями с крупными корпорациями. 

- Резюмирую: для Норильска время корпоративной диверсификации, на ваш взгляд, пока еще не пришло?

- Вопрос сложный, но скорее всего, да. Если корпоративная диверсификация будет искусственной, то может стать только хуже. Например, сейчас «Норникель» держит низкие цены в своей продуктовой сети «Подсолнух». Компания провела в город высокоскоростной Интернет. Если там появится несколько крупных компаний, как они поделят ответственность? Станет ли жителям от этого лучше? У меня ощущение, что, как бы ни ругали «Норникель», без него там все может посыпаться – хотя это, конечно, только ощущение. В идеале, чтобы ответить на этот вопрос, нужно провести большое исследование. Но у нас всех перед глазами значительно более мелкие по масштабу города в Западной Сибири. Часто руководитель главного предприятия, «нефтяной генерал», был там, что называется, царем и богом, его до сих вспоминают как благодетеля. Потом компания дробилась на несколько структур – и наступал коллапс.

Но, я думаю, что все новые сырьевые проекты, прописанные в Стратегии для НПР, скорее всего, будут там реализованы вахтовым методом. Я не уверена, что они вообще как-то повлияют на развитие Норильска. Тем более что та же «Роснефть» по части корпоративной социальной ответственности совсем не идеал. Но и без этого диверсификация – не всегда есть шаг к улучшению качества жизни. В некоторых случаях, вопреки ожиданиям, это может быть и шаг, наоборот, к сокращению социальных программ. 

- Для Мурманской области в Стратегии прописано развитие в традиционной парадигме. Или я чего-то не увидел?

- Кольский полуостров, на самом деле, ждет сильная смена специализации, с увеличением внешней ориентации. Поэтому там в основном и сделан упор на развитие портового хозяйства. Это я увидела. Мурманск формируется как ключевая база СМП. Отсюда очень говорящее название ТОР – «Столица Арктики». Если резюмировать новую Стратегию в целом, то в Арктике, повторюсь, она сводится к развитию Севморпути. А СМП фокусируется на Мурманск.

А в остальном – вы правы, это доработка активов, которые не брали на ранних уровнях освоения. Но это глобальная тенденция. Мы говорили о трудноберущейся нефти в Западной Сибири, соответственно, в Мурманской области тоже запланирован выход на те месторождения, которые не разрабатывались десятилетиями. Особенно речь идет, например, о редкоземельных металлах, которые нужны для шестого технологического уклада развития «зеленых» технологий.

Интересно, что и Мурманскую область, и НПР можно отнести к старопромышленным районам. Но Норильск, который хотели закрыть в 1950-е, сумел возродиться Талнахом. В Мурманской области тоже «Олений ручей» запустили. Эти регионы вполне могут переродиться еще раз, что отличает их от старопромышленных территорий Урала, которые были вынуждены перейти на машиностроение, так как добывать там стало просто нечего, хоть с применением инновационных технологий, хоть без (исключение – титан). Очень важно, чтобы одновременно с этим шло развитие «северных знаний». Необходимо интеллектуальное освоение местной специфики: как строить на вечной мерзлоте, как добывать в таких условиях, как обеспечивать навигацию, эксплуатировать жилье и все остальное. Это может и должно оставаться на Севере: те города, которые уже созданы там, могли бы работать на обеспечение освоения новых районов. Причем новые районы будут осваиваться уже без строительства новых городов. А базой станут те города, что там уже есть. И тогда мы увидим QWERTY-эффект. В современных условиях многие западносибирские города уже бы не построили. Их вообще построили случайно. Но они уже есть. Поэтому мы работаем в той клавиатурой, которая уже сложилась.